|
ГАРРИ Не было равных этому парню. К чему бы он ни прикоснулся, все превращалось в деньги, так что к четырнадцати годам у него уже шестьсот с лишним долларов лежало в банке Вэлли – его собственных, им самим заработанных. Он был рожден для торговли. Когда ему было лет восемь или девять, он уже ходил по домам и показывал хозяйкам красивые цветные картинки с изображениями Иисуса Христа и всяких там святых от фирмы сувениров из Толедо, Огайо – одна штука пятнадцать центов, четыре – полдоллара. – Леди, – говорил он, совсем еще малыш, – вот это Иисус, видите? Красивая картинка, правда? И всего-то пятнадцать центов. А это, по-моему, Павел. А может, Моисей. Ну, знаете, из Библии. Весь эмигрантский квартал он просто завалил этими картинками, а во многих домах они и до сих пор хранятся, так что как-никак, а послужил он благому делу. Потом стал собирать подписку на журнал "Истории из жизни". Станет на пороге, раскроет журнал и показывает картинки. – Вот эта женщина, – говорит, – вышла замуж за человека на тридцать лет старше, а потом взяла и влюбилась в его шестнадцатилетнего сына. Вот вы, леди, что бы стали делать, попади вы в такой переплет? Хотите почитать, что она придумала? Все истории из жизни, целых пятнадцать рассказов каждый месяц. Любовь, тайны, страсть, похоть – все, от А до Я. А вот здесь, на первой странице, видите – сонник. Можно посмотреть, что к чему снится – к путешествию, или к деньгам, или к замужеству – верные толкования, все по науке. А еще секреты красоты – как всегда выглядеть молодой. И двух месяцев не прошло, как его стараниями уже больше шестидесяти замужних дам читали этот журнал. Может, и не в Гарри тут было дело, а только через какое-то время стали твориться странные вещи. Пару раз случалось даже, что женщины заводили шашни на стороне, а мужья узнали и кто избил свою жену, кто просто прогнал к чертям из дома. С полдюжины женщин взялись заказывать по почте какую-то особую тушь для ресниц, соли для ванн, кольдкремы и прочее в таком же роде. Моральные устои в эмигрантском квартале слегка пошатнулись. Дамы стали красить губы, пудриться, носить шелковые чулки и свитера в обтяжку. Когда же Гарри немного подрос, он стал скупать подержанные машины – "форды", "максвеллы", "саксоны", "шевроле" и другую мелочь. Покупал сразу с полдюжины, чтобы взять подешевле – пятнадцать-двадцать долларов за штуку. Подремонтирует их немного, выкрасит в красный или голубой – поярче, одним словом, и продает мальчишкам-старшеклассникам раза в три-четыре дороже, чем они ему обошлись. Теперь весь город был полон красных, голубых и зеленых подержанных автомобилей, все окрестности ими кишели – старшеклассники возили девчонок за город по воскресеньям и в будни по вечерам, а всякому понятно, чем это кончается. В каком-то смысле для ребят это было не так уж плохо, вот только многим пришлось обзавестись семьями, когда они еще и себя-то прокормить не могли. Случалось и кое-что похуже. Две или три девушки забеременели сами не зная от кого – каждая могла подозревать сразу двух-трех владельцев подержанных автомобилей. А с другой стороны, многие все-таки и мужей себе нашли. Самому-то Гарри некогда было болтаться с девчонками. Он хотел одного
– делать деньги. К тому времени, как ему исполнилось семнадцать, он уже
сколотил целое состояние и был одним из первых щеголей в городе. Костюмы
он покупал оптом, так как не мог допустить, чтобы на нем кто-то наживался.
Наживаться он сам был не дурак. Если на ценнике было написано "27.50",
Гарри давал торговцу двенадцать долларов. Обычно костюм ему обходился в пятнадцать долларов, считая подгонку по фигуре. Тут он тоже спорил битый час. Если пиджак был как раз впору, и продавец ему так и говорил, Гарри подозревал, что его держат за сосунка, и начинал придираться – то рукава длинноваты, то в плечах широко. С ним бы никто и связываться не стал, если бы не его репутация щеголя. Продать ему костюм означало сделать себе отличную бесплатную рекламу – все молодые парни тут же сбегались в магазин, а с них уже можно было брать настоящую цену. А вообще-то этот Гарри был совершенно невыносим. Мало того, не успеет он расплатиться за покупку, смотришь, уже завел разговор о взаимовыгодном сотрудничестве – это, мол, основа американского бизнеса, – уже уговаривает торговца застраховаться на случай землетрясения или купить у него новехонький "Студебеккер". И чаще всего он добивался чего хотел. Всевозможные дельцы и коммерсанты соглашались платить страховку от землетрясения, лишь бы Гарри наконец умолк. Сам он всегда мошенничал и от других ничего иного не ждал, так что цену сразу заламывал несусветную, а потом уж понемногу уступал до нормальной. Клиенты оставались довольны – радовались, что оставили Гарри в дураках. А он потихоньку посмеивался. Как-то выдался год, когда долину Сан-Хоакин чуть было не погубили заморозки. Весь урожай винограда и апельсинов, можно сказать, пропал, а урожай-то был богатый. Ну, Гарри уселся в свой "Студебеккер" и прямиком туда. От помороженных апельсинов проку никакого – отдел здравоохранения не разрешает пускать их в продажу, но у Гарри было кое-что на уме. Стал он подъезжать к апельсиновым рощам и рассматривать деревья – все увешаны плодами, а проку с них ни на грош. Потолкует с фермером, посочувствует, а потом и говорит: – Вообще-то я, пожалуй, мог бы вас немного выручить. Мне ваши помороженные апельсины пригодятся… свиней кормить, коров. Свиньям-то не все ли равно, поморожены апельсины или нет, а сок им на пользу, как и людям… витамины все-таки. А вам даже и делать ничего не надо. Я позабочусь, чтобы апельсины собрали и увезли, а вы получите чек на двадцать пять долларов чистыми. В тот год он отправил в Лос-Анджелес больше двадцати грузовиков с помороженными апельсинами, продал в ларьки, что торговали соком, и опять нажил целое состояние. Все говорили – он из чего угодно деньги сделает. Что бы ему в руки ни попало, он-то уж придумает, как превратить это в деньги. Все вокруг скиснут, носы повесят, а Гарри знай себе обделывает свои делишки – по тому же способу, что с негодными апельсинами в Лос-Анджелесе. Рабочего кабинета у него никогда не было, да и зачем ему? Ему весь город был кабинетом. А захочет присесть где-нибудь – идет в Кори-Билдинг, поднимается на восьмой этаж в кабинет с табличкой "М. Питерс" и болтает себе с адвокатом сколько душе угодно. Заведет речь вроде о посторонних вещах, а самому лишь бы разузнать о всяких там соглашениях, о том, как получить деньги с должников, в каких случаях накладывают арест на имущество и все в таком духе. Ему же куча людей была должна, и он долги прощать не собирался. Чем он только не торговал – холодильниками, пылесосами, радиоприемниками и бог знает чем еще, – причем продавал людям, у которых и денег-то не было на все эти новомодные штуки. Расскажет о такой новинке, покажет картинки в каталоге – и готово, уговорил. Покупатель оплачивал и доставку, и все остальное. Гарри только рассказывал красиво да сбывал товар. Если кто-то не мог сразу заплатить за радиоприемник, Гарри предлагал внести хоть пятерку наличными и подписать вексель на остальную сумму, а если с ним не расплачивались вовремя, забирал за долги дом, или виноградник, или автомобиль, или лошадь, или что там еще у человека было. И что удивительно – никто его за это не осуждал. Так мирно, дружелюбно он отнимал у людей их имущество, так спокойно объяснял, что все делается по закону, как положено. Справедливость прежде всего. Никто не мог понять, на кой Гарри такая прорва денег. В банке у него денег полно, машина большущая, за девушками он не ухаживает, так на что же он все копит и копит без конца? Бывало, спросят его об этом, и он сразу как-то растеряется, будто и сам не знает зачем, а потом говорит: – Вот сколотить бы хоть полмиллиона, а там можно и на покой. Смех один – восемнадцать лет мальчишке, а он на покой собрался. В старших классах учиться не стал: надоело ему сидеть за партой да слушать всякую чепуху – как начинать с нуля, упорным трудом добиваться положения и так далее. Ушел он из школы и с тех пор только тем и занимался, что делал деньги разными способами. Иногда его спрашивали, что же он думает делать, когда уйдет на покой, и опять он молча стоял с озадаченным лицом и наконец говорил: – Ну, скажем, поеду в круиз вокруг света. Если и поедет, думалось тут каждому, так всю дорогу торговать будет. Станет сбывать всякую всячину в поездах, на пароходах, в чужих портах. Ни минутки не потратит, чтобы хоть вокруг поглядеть. Тут же раскроет каталог и начнет рекламировать этим иностранцам все, что только можно. Но жизнь – странная штука. Никогда не знаешь, что может случиться с человеком, даже с таким, как Гарри. Всякий может заболеть. Болезнь и смерть – они любимчиков не выбирают, приходят ко всем подряд. Президенты, короли, кинозвезды – все умирают, все болеют. Даже Гарри, и тот заболел. И не просто заболел, не ерундой какой-нибудь вроде гриппа, от которой через неделю поправишься и будешь как огурчик. Он подхватил туберкулез, да еще и в тяжелой форме, бедняга. Вот чахотка и одолела Гарри, и все его деньги, что лежали в банке Вэлли, не больно-то могли ему тут помочь. Конечно, пытался он отдохнуть, поберечься, да где там. Даже лежа в постели, Гарри пытался заработать на страховке – уговаривал друзей застраховать свои жизни. Его кузен, Саймон Грегори, мне рассказывал. Говорит, Гарри вроде и о барышах-то уже не думал, а просто не умел нормально разговаривать: только раскроет рот, как начинает расхваливать какой-нибудь товар. Не мог он просто так беседовать с человеком, потому что ничегошеньки ни в чем не смыслил, кроме страховки, автомобилей да недвижимости. Когда кто-то пытался заговорить о политике или там религии, у Гарри делалось недовольное лицо, и он тут же переводил разговор на товары и каталоги. Раз даже спросил Саймона, сколько ему лет, и когда тот ответил: "Двадцать два", Гарри так и загорелся весь. – Слушай, Саймон, – говорит, – ты мой кузен, и я хочу тебе помочь. Если хочешь обеспечить свою старость к шестидесяти пяти годам, ни дня терять нельзя. Вот у меня страховой полис, это как раз то, что тебе нужно. Ты же легко можешь платить по шесть долларов двадцать семь центов в месяц в ближайшие сорок три года. Ну, конечно, в кино придется ходить пореже, так ведь что важнее – посмотреть какой-то дурацкий фильм или обеспечить свою старость к шестидесяти пяти годам? Саймон чуть не заревел тогда от таких его разговоров. Сам еле дышит, а туда же. Доктор сказал родным Гарри, что ему следовало бы поехать в Аризону на годик-другой, что это его последняя надежда. Но когда стали говорить об этом с Гарри, он надулся и заявил, что доктор просто хочет выкачать из него деньги. Сказал, что с ним ничего страшного, просто легкие застудил, и пусть этого доктора больше к нему не пускают. – Найдите другого врача, – велел он. – С какой стати мне ехать в Аризону? Время от времени мы еще встречали Гарри в городе, слышали его бойкую речь, когда он пытался кому-то что-то сбыть, но это продолжалось всего день-другой, а потом ему снова приходилось укладываться в постель. Так он продержался еще года два, и вы бы видели, на что он стал похож, бедный парнишка. Просто сил не было на него смотреть. Смотришь и думаешь – он, должно быть, самый одинокий человек на свете. Но больше всего мучило сознание, что если попробуешь к нему подойти, поговорить по-хорошему, он тебя тут же перебьет и станет уговаривать застраховать твою жизнь. Вот от этого-то прямо душа переворачивалось. Сам уже еле живой, а здоровым людям продает страховку на случай смерти. Так грустно делалось, даже смех разбирал. И вот однажды (с тех пор уже много лет прошло) я встретил на улице Саймона Грегори, и вид у него был какой-то больной. Я спросил, что с ним такое, и он сказал – Гарри умер, и он, Саймон, сидел у его постели до самого конца, а теперь вот на душе паршиво. Подумать только, о чем Гарри говорил, когда умирал. Ужас просто. Все только про страховку да про обеспеченную старость к шестидесяти пяти годам. В "Ивнинг Джеральд" поместили фотографию Гарри и большую статью о нем. Как он здорово соображал в делах, какие большие цели ставил перед собой, и прочее, и прочее. Вот так все и закончилось, а все-таки было в этом ненормальном что-то такое, чего никто из нас уже не забудет. Он был не такой, как все, никуда от этого не денешься. Сейчас он стал у нас почти легендой, и даже ребятишки, которые родились после его смерти, знают о нем не меньше нашего, а может, еще и побольше. Можно подумать, что он какая-то историческая личность, из тех, кого детям ставят в пример, чтобы стремились чего-то достичь в жизни, или что-нибудь в этом роде. Конечно, рассказы эти по большей части забавные, но все равно, Гарри в них предстает прямо-таки великим человеком. Вряд ли кто-то еще помнит, как звали нашего последнего мэра, и ни одной знаменитости из нашего городка не вышло, а вот о Гарри у нас каждый ребенок знает. Удивительно, ничего не скажешь, и не забывайте, что умер-то он, когда ему и двадцати трех не было. Стоит человеку потерпеть крах с какой-нибудь грандиозной затеей, тут же кто-нибудь скажет: "А вот Гарри бы это сумел!" И все со смехом вспоминают, как он носился по городу, тормошил людей и заключал сделки. Вот, к примеру, пару месяцев назад выступал у нас в цирке один канатоходец, хотел сделать сальто в воздухе и сорвался. Зацепился ногами за проволоку, потерял равновесие и соскочил вниз, на арену. Тогда он попробовал еще раз, с самого начала. Ну, музыка, конечно, барабанная дробь – это чтобы мы прониклись. Смотрите, мол, какой опасный трюк. Так он три раза повторял свое сальто, и ничего у него не получалось, и вот, когда он не удержал равновесия в четвертый раз, какой-то юнец на галерке завопил во всю глотку: – Зовите Гарри! Это дело как раз для него! И цирк грохнул от хохота. Бедный акробат от этого прямо оторопел и давай ругаться по-испански. Конечно, откуда ему знать наши местные шутки. Теперь-то вы понимаете, чем стал для нас Гарри. Самые смешные рассказы о нем – как он в раю, а может, в аду страхует всех от землетрясения, торгует машинами и покупает костюмы по дешевке. Ему не было равных. Он был не такой, как все. Никто не упустит случая над ним посмеяться, и все-таки нам его не хватает, и все, кто его знал, хотели бы, чтобы он опять был среди нас, носился по всему городу, затевал сумасшедшие сделки и не давал никому покоя – Гарри, настоящий американский деляга.
|